Сергей Кремлев - Великий и оболганный Советский Союз [22 антимифа о Советской цивилизации]

А чтобы мои соотечественники имели верный исторический взгляд на положение и перспективы России я приведу еще одну цитату:

Участь России, околевшего игуанодона или мамонта — обращение в слабое и бедное государство, стоящее в экономической зависимости от других стран… Вынуты душа и сердце, разбиты все идеалы. Будущего России нет; мы без настоящего и будущего. Жить остается только для того, чтобы кормить и хранить семью — больше нет ничего.

Окончательное падение России, как великой и единой державы вследствие причин не внешних, а внутренних, не прямо от врагов, а от собственных недостатков и пороков и от полной атрофии чувства отечества, родины, общей солидарности, чувства» священного союза» — эпизод, имеющий мало аналогий во всемирной истории.

Мы годны действительно только, чтобы стать навозом для народов высшей культуры… Русский народ — народ-пораженец; оттого и возможно такое чудовищное явление, как наличность среди чисто русских людей — людей, страстно желающих конечного поражения России. Поражение всегда более занимало русских, чем победа и торжество…

Необычайно уродливое явление — отсутствие русского вообще и в частности великорусского патриотизма. В так называемой Российской державе есть патриотизмы какие угодно — армянский, грузинский, татарский, украинский — имя им легион, — нет только общерусского… Как будто великороссы, создавшие в свое время погибающую теперь Россию, совершенно выдохлись…

Это — не современные стенания по погибающей Русской земле. Это — выдержки из дневника академика-историка, директора Румянцевского музея Юрия Владимировича Готье за… июль 1917 (тысяча девятьсот семнадцатого!) года.

После таких вот «прогнозов» рафинированного российского интеллигента советская Россия имела Днепрогэс и Чкалова, сотни тысяч молодых аэроклубовцев и «Рабочего и колхозницу» Мухиной, берлинское Знамя Победы и Гагарина, фотопанорамы Луны и лунные следы «Луноходов»… Имела новые города, Крым и Кавказ, забитые загорелым курортным людом… Имела прочный мир, гарантированный советскими ядерными ракетами, и лучшую в мире систему образования.

Почему все это стало возможным?

Ах, надо ли сегодня объяснять — почему?!

Нынешняя якобы Россия отказывается от умного будущего, потому что она отказалась от советской цивилизации, от Советской Вселенной, перейдя на орбиты капитализма. Ну, и что мы имеем?

Миллионы беспризорников и миллионы бомжей?

Юнцов, жарящих шашлыки на вечных огнях — если они еще не погашены?..

Что ж, это мы получили.

А еще мы получили несколько десятков тысяч долларовых миллионеров, сотню миллиардеров и — о, какое счастье! — миллионы «иномарок», забивающих собой просторы улиц и площадей.

Ну-ну…

На излете XX века в крупнейший и старейший центр ядерного оружия в «Арзамасе-16» приезжал Геннадий Зюганов. Встреча с ним проходила в переполненном зале Дворца культуры Российского Федерального Ядерного центра — ВНИИ экспериментальной физики, и там был задан очень неглупый вопрос: «Чтобы вы не взяли в XXI век?»

Геннадий Андреевич, несколько замешкавшись, отвечал пространно и в целом так, что зал ему поаплодировал. Мол, болезни не взял бы, несправедливость, войны и т. п.

Но коммунист на такой вопрос должен отвечать, не задумываясь ни на мгновение, и ответ коммуниста может быть единственным: «Да капитализм я бы не взял в XXI век! Потому что если в новом веке не будет капитализма, то в мире не будет ни несправедливости, ни голода, ни болезней, ни войн!»

Правда XXI-го века в том, что мир, основанный на частной собственности, более не имеет права на существование. Он или превратит всю планету в клоаку — материальную и духовную, или планета — одумавшись — отправит в клоаку, в канализацию, на свалку истории этот прогнивший и смердящий мир.

Сегодня институт частной собственности полностью исчерпал свои созидательные возможности и является не просто главной, а в системном отношении — единственной причиной того, что жизнь человечества все еще отягощена этническими конфликтами, терроризмом, оскудением окружающей среды, социальными страданиями, преждевременными смертями и дебилизмом масс.

Не может быть глобально устойчивого и процветающего капитализма — он устойчив лишь локально, за счет нарастания потенциальной глобальной нестабильности. Глобализация не увеличивает благосостояние миллиардов людей, а увеличивает лишь количество миллиардеров.

Соответственно, из этой общей истины для России, и не только для нее, вытекает уже более конкретная истина: «Или социализм, или катаклизм!»

И тут мне, пожалуй, придется в последний раз вспомнить о братьях Стругацких… В 1991 году они заявили:

Идея коммунизма не только претерпевает кризис — она попросту рухнула в общественном сознании. Само слово сделалось бранным — не только за рубежом, там это произошло уже давно, — но и внутри страны, оно ушло из научных трудов, оно исчезло из политических программ, оно окончательно и бесповоротно переселилось в анекдоты…

В этой констатации глупо, лживо и подло все, начиная с того, что идея коммунизма не рухнула в общественном сознании — ее намеренно и умело обрушили в нем враги народов. Они же сделали слово «коммунизм» бранным, а ушло оно не из научных, а из псевдонаучных трудов… Промахнулись братья-ренегаты и насчет окончательного и бесповоротного «переселения» коммунизма в анекдоты — мыслящий Запад вновь жадно, взахлеб открывает для себя Маркса!

Впрочем, и сами Стругацкие тоскуют, оказывается, об оболганном и преданном ими, и поэтому утраченном ими рае… И продолжают так:

Однако же коммунизм — это ведь общественный строй, при котором свобода каждого есть непременное условие свободы всех, когда каждый волен заниматься любимым делом, существовать безбедно, занимаясь любимым и любым делом при единственном ограничении — не причинять своей деятельностью вреда кому бы то ни было рядом…

И вот уж тут все верно! Социализм и коммунизм можно определить как такое общественное устройство, когда никому не будет дано права причинять своей деятельностью вред кому бы то ни было — хоть рядом, хоть в отдалении.

И в мировой истории этот принцип — пусть и непоследовательно — определял общественную жизнь только в СССР и в странах социализма!

В преддверии Французской буржуазной революции было справедливо замечено: «Право вредить никогда не было связано со свободой». Тогда же Мирабо говорил: «Я знаю только три способа существования в обществе: нищий, вор и труженик».

Лишь социализм исключает социальное воровство из жизни общества законодательно, ибо он законодательно исключает право ничтожного паразитического меньшинства жить, присваивая себе то, что принадлежит трудящемуся большинству.

Ленин писал о взбесившейся мелкой буржуазии, шарахающейся от революции к контрреволюции… Так и «россиянские» «интеллигенты» Стругацкие — оболгав реальную Державу Добра и коммунизм, они сожалеют о коммунизме и вопрошают:

Да способен ли демократически мыслящий, нравственный и вообще порядочный (ага! — С.К.) человек представить себе мир, более справедливый и желанный, чем этот? Можно ли представить себе цель более благородную, достойную, благодарную. Нет. Во всяком случае, мы — не можем…

А далее они сказали о коммунизме — якобы «окончательно и бесповоротно переселившемся в анекдоты» — и так:

В этом мире каждый найдет себе достойное место.

В этом мире каждый найдет себе достойное дело.

В этом мире не будет ничего важнее, чем создать условия, при которых каждый может найти себе достойное место и достойное дело. Это будет мир СПРАВЕДЛИВОСТИ: каждому — любимое дело и каждому — по делам его.

Так нужен России и миру коммунизм, или нет?

Социально взбесившиеся от интеллигентщины Стругацкие, оказавшись не в своих фантазиях, а в реальном горбачевско-ельцинском Арканаре с Горбачевым в жалкой и гнусной роли дона Рэбы, задавали типично «интеллигентский» вопрос: «Куда ж нам плыть?»…

И оставляли этот вопрос без ответа.

Но для умеющих и отваживающихся думать честно людей, ответственных перед собой и обществом, этот ответ был и остается неизменным: «Плыть к коммунизму, к свободной ассоциации свободных людей»!

Вот что писали о будущем коммунизме Маркс и Энгельс в «Манифесте Коммунистической партии»:

На место старого буржуазного общества с его классами и классовыми противоположностями приходит ассоциация, в которой свободное развитие каждого является условием свободного развития всех.